Три желания - Страница 3

Подошедший официант поставил на стол поднос с закусками, стаканом сока и бокалом вина.

— У меня мало времени, так что… — Майкл выразительно замолчал.

Пустая болтовня брата все больше раздражала его. Проблемы Кеннета начались не вчера и даже не два года назад, когда он, прихватив чек на сорок тысяч долларов и жену Майкла, укатил в Лас-Вегас, где за двое суток избавился и от денег, и от любовницы.

— Понял, тебя ждут дела. Перехожу к сути вопроса. — Кеннет поднял бокал, посмотрел на свет темно-красную, напоминающую кровь жидкость и, сделав первый глоток, удивленно поднял бровь. — Мм, отличная вещь.

Майкл молча взял вилку.

— Ты прав, мне нужны деньги, — продолжал Кеннет. — На этот раз…

— Денег не будет.

— Помолчи три минуты и выслушай.

— Хорошо.

— Мне нужны деньги. Хорошие деньги. Пятьсот тысяч.

Майкл едва не поперхнулся.

— Что?

— Я знаю, они у тебя есть. По крайней мере, есть у отца, но это практически одно и то же. Я согласен на любые проценты и готов дать любые гарантии. Проект окупится через год, максимум полтора. Знаешь пустырь за южной окраиной?

— Да. И что?

Кеннет оглянулся по сторонам и, наклонившись через стол, прошептал:

— У меня есть стопроцентно достоверные сведения, что в следующем году на этой земле начнется крупное строительство. Одна компания собирается возвести там торгово-развлекательный комплекс. Решение о продаже участка уже принято, но еще не оформлено. Сейчас пустырь стоит не более трехсот пятидесяти-четырехсот тысяч, но уже через пару недель, как только о сделке станет известно, цена подскочит в разы. Мы заработаем на этом больше двух миллионов. Прибыль поделим по-братски. — Кеннет резко выпрямился и поднес к губам бокал. — Пополам. Ну как?

Майкл вздохнул. С тех пор, как Кеннету исполнилось четырнадцать, проекты рождались в его голове с завидной регулярностью. Все они так или иначе касались денег, сулили фантастические прибыли и имели всего один недостаток: требовали стартового капитала. Те немногие, которые доходили до стадии реализации, наносили болезненные удары по состоянию главы семьи, Питера Грегори. Окончив школу, Кеннет поступил в колледж, и на какое-то время в доме стало тихо. За время отсутствия брата Майкл успел открыть адвокатскую контору и жениться. А потом случилась катастрофа.

— Никак, — ответил на вопрос брата Майкл. — Ты оставил свои деньги в Лас-Вегасе. И не только свои. У меня нет ни малейшего желания финансировать твои безрассудные прожекты. Что касается отца, то он, насколько мне известно, поставил ряд условий…

Кеннет махнул рукой.

— Всего три. Найти работу, проработать на одном месте не менее двух лет и жениться.

— И ты все их выполнил?

— Представь себе.

— Поздравляю. — Майкл кивком поблагодарил официанта, принесшего эскалоп из телятины с сыром. — Но, как ты сам понимаешь, отец поверит только фактам.

— Я предоставлю ему все необходимые документы.

— И жену?

— Пока еще только невесту. Ее ты можешь увидеть уже сегодня, — твердо сказал Кеннет. — Я отправлюсь к отцу в ближайший уикенд, но хочу, чтобы ты познакомился с Элис и удостоверился в том, что блудный сын раскаялся в былых прегрешениях и ступил на праведный путь.

— В это трудно поверить.

— Понимаю, ты злишься на меня из-за Саманты.

Майкл молчал. Всколыхнувшееся было сочувствие к брату захлестнула мощная волна раздражения. Конечно, боль за два года улеглась, спряталась, притихла, но не ушла. Говорят, больнее всего бьют самые близкие. Говорят, предать могут только свои. Его ударили, его предали сразу двое: брат и жена. Он до сих пор во всех деталях помнил тот страшный вечер, когда, вернувшись домой после работы, обнаружил на кровати в спальне коротенькую записку: «Прощай. Я не вернусь. Тебе этого не понять. Саманта».

Больше всего Майкла почему-то зацепило то, что она оставила записку на кровати. Он долго стоял тогда у окна в темной пустой комнате, оглушенный, раздавленный случившимся. Потом зазвонил телефон, и он метнулся к нему, схватил трубку и хрипло прошептал: «Саманта?» Слово, сорвавшееся с онемевших, непослушных губ было наполнено такой граничащей с отчаянием надеждой, что Майкл едва узнал собственный голос.

Разумеется, звонила не она. Звонил Кеннет. Спокойно, без малейшего волнения и даже как-то отстраненно, он сообщил, что они с Самантой уезжают, что ждать их не нужно и что у них все будет в порядке. Правда, в конце этой тирады Кеннет все же произнес два слова, которые тоже навсегда остались в памяти Майкла. Он сказал: «Прости, брат».

— Ты злишься на меня из-за Саманты, — повторил Кеннет, — но я не так уж и виноват. Во-первых, она уехала со мной добровольно. А во-вторых, признайся, ты же совсем не уделял ей внимания. Ты постоянно пропадал в своей конторе, просиживал штаны в судах и в библиотеках, носился с клиентами, а ведь ей требовалось простое мужское внимание. И не моя вина…

— Перестань, — оборвал брата Майкл. — Как Саманта?

Впервые за почти два года он произнес это имя вслух и даже удивился тому, что почти ничего при этом не почувствовал. Жившая в нем боль была болью обиды, болью заживающей раны, но она существовала сама по себе и никак не ассоциировалась с бывшей женой.

Вопрос, похоже, застал Кеннета врасплох.

— Я хотел спросить об этом у тебя. Разве ты с ней не общаешься? Мне казалось…

— Нет, не общаюсь, — спокойно ответил Майкл. — Мы не виделись около года, с тех пор как развелись.

— Но она же здесь, в Лос-Анджелесе?